— И где ж она их взяла-то? И все-то у нее получается! — пробурчала я, начиная грызть ногти от волнения.
Лиза отдернула мою руку от моих же зубов и предложила то, что до этого собиралась предложить я:
— Так, всем спать. Утро… вечера мудренее! — наигранно весело проговорила она, укладываясь. Натянула на плечи одеяло и добавила: — Остап, будь любезен, свечу погаси, раз уж ты на ней сидишь.
Оська вскочил, будто и правда обжегся, отряхнул штаны и, пробурчав: «Ну вас!», ушел в стену.
Я задула огонек и тоже легла. Но уснуть мне сегодня уже не удалось.
Утром опять была жесткая побудка, подконвойный поход в столовую и якобы тренировка с сердобольной Александрой Андреевной. Преподавательница физкультуры только покосилась на нас, но ничего не сказала. А вот потом мы начали действовать.
На занятия притихших студентов, как и всегда теперь, сопровождала комендант общежития. В момент передачи подопечных женщина и куратор отвлеклись, и я потянула Лизку за рукав в сторону библиотеки. Мы почти бегом пересекли часть холла и нырнули в коридор.
— Ух, кажется, получилось, — вздохнула я, прижимаясь спиной к стене.
— Ты что задумала? — прошипела Лиза, выглядывая из-за угла. — Наше исчезновение скоро обнаружат.
Я дернула ее за руку, возвращая в укрытие.
— До начала пары еще почти пятнадцать минут, а перекличку преподы только после звонка делают. Так что бежим, — и показала подружке пример, рванув к библиотечной двери.
Помещение выглядело пустым и заброшенным. Уже успевшие запылиться без книг стеллажи и гулкая тишина. Дверь в хранилище мы нашли без труда, и она была открыта! Само хранилище тоже пустовало, видимо, и отсюда все книги куда-то вывезли. Маленькая неприметная дверца в подвал обнаружилась за пустым стеллажом и была приоткрыта. Может, на ней и была какая-то защита, но без способностей мы этого не могли почувствовать. А потому воспользовались неизменным и всегда действующим русским «авось». В подвал-то мы вошли без проблем, но не учли одну маленькую детальку — здесь было темно как у… в общем, очень темно.
— Как там Оська рассказывал? Все время прямо и упремся в лаз? — спросила у схватившей меня за руку Лизаветы.
— Ага, только здесь же сначала ступени, — прошептала она в ответ.
— Ну, на ступени-то как раз света от двери хватит. Пошли уже.
И мы пошли.
Осторожно, но максимально быстро спустились в абсолютный мрак сырого подвала. Дальше пришлось двигаться более медленно. Было бы обидно расшибиться только на подступе к реальной опасности. Если бы Лизка сейчас слышала мои мысли, то сказала бы что-то ехидное вроде: «А расшибиться, оказавшись в этой опасности, было бы вообще не обидно, да?»
Ну вот, я уже скучаю по Лизкиному лазанию в своей голове.
До входа в подземелье мы добрались почти без приключений. Только пару раз чуть не оттоптали друг другу ноги и поругались по поводу моей непредусмотрительности. Дескать, если я собиралась пойти в подвал, то должна была взять с собой фонарик. И где я ей его возьму? Надо было подойти к завхозу и заявить: «А ну давай мне фонарь, я в подземелье полезу, с директрисой воевать». Хотя, учитывая отношение персонала к Зираиде, мне могли не только фонарик выдать. Еще и лопату в качестве бонуса вручили бы, чтоб директрискин труп прикопать было чем.
Проход в подземелье, или, как выразился Остап, катакомбы, был открыт, но затянут какой-то пленкой. На поверку это отказался обычный черный целлофан, смазанный какой-то жирной гадостью. У этой занавесочки наверняка есть какое-то магическое предназначение, но нам, сирым и убогим лишенцам, это было глубоко безразлично. Мы отодвинули целлофан и беспрепятственно проникли во вполне уютный, освещенный парой допотопных керосинок коридор. Теперь можно было и ускориться, только главное — не шуметь. Впереди слышались приглушенные голоса.
Добравшись до конца коридора, я осторожно заглянула в просторный зал с колоннами и едва все не испортила, выдав свое излюбленное: «Конец!» Не знаю уж, что здесь творится с акустикой, но звук моего голоса унесся в другой конец коридора, не потревожив взбешенную Зираиду.
— Что там? — прошептала Лиза, заглядывая в помещение из-за моего плеча.
А там была поистине страшная картина! Абсолютно голая, то есть совсем, вообще без одежды, директриса пыталась раздеть сопротивляющуюся и умоляющую о пощаде Марту. Тело Зираиды тоже было намазано чем-то жирным и эротично поблескивало в свете тринадцати расставленных по кругу здоровенных, толщиной в руку, свечей.
— Фу-у-у! — протянула Лизавета.
— И не говори, — согласилась я.
— Пощади! — верещала Марта. — Я не хочу! Я боюсь!
— Да заткнись ты, истеричка! — прикрикнула Звероидочка, стягивая со своей брыкающейся жертвы юбку. — Чего там бояться-то? Больно не будет, обещаю.
— Так иди сама! — простонала Марта, хватаясь за чулок и не давая директрисе стянуть его со своей ноги.
— Ты же сама видела, тропа меня не пускает, — прорычала Зираида. — Ты пройдешь путь, получишь силу и передашь ее мне.
— Так и меня не пустит, — не сдавалась в борьбе за чулок секретарша.
— Тебя пустит, ты же не для себя, значит, с благородными намерениями.
У меня за спиной раздалось сдавленное похрюкивание. Я же уже за живот держалась, сгибаясь от беззвучного хохота.
В неравной борьбе за белье победила ярая нудистка Звероидочка, и Марта тоже осталась в чем мать родила. Она вся сжалась, стараясь прикрыть свои прелести и жалобно поскуливая. За что и получила порцию какой-то маслянистой жидкости прямо в лицо.