Дверь жалобно звякнула, но устояла. А я получила осуждающий взгляд директора и опустила глаза. Как-то не комильфо, что он знает о моих чувствах, да еще и демонстративно отвергает их.
— Что же мне с тобой делать, горе ты мое, — пробурчал Любомирович, положив мою ногу себе на колени и чего-то там с ней делая.
Боли, кстати, я не чувствовала… как и ноги от щиколотки и ниже. Раздался еле слышный хруст, и я вскрикнула. Хоть и онемело все, но прострелило до самой коленки. Но и это было прощено, потому что за вот такое ласковое, успокаивающее поглаживание этой самой коленки и голени я готова и не такую боль терпеть. Откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя, что мужчина моей мечты не из жалости меня поглаживает, а ласкает по-настоящему. Кажется, слишком усердно представляла, потому что поглаживающая рука медленно переместилась выше колена и начала «жалеть» уже бедро.
«Пусть жалеет», — подумала, не особо веря, что это не плод моего воображения. Послышался громкий резкий выдох и поглаживания прекратились. Вот жалости у него никакой нет! А кожа на бедре горела огнем… и не только на бедре. Вообще жарко тут как-то стало. Так вот ты какой, северный олень. В смысле — вот что значит Риткино выражение «хочу до одури». Я такого еще никогда не испытывала. Нет, было, конечно, хорошо, когда Макс целовал, но если он начинал ручонки распускать, то все это «хорошо» куда-то выветривалось. А тут же прямо ломить все тело начало.
— Сита, прекрати, — послышался как издалека голос директора.
Я резко распахнула глаза и поймала себя на том, что тяжело дышу, а рука лежит на бедре, в том самом месте, где только что была его ладонь.
Отдернула руку и попыталась встать.
— Лежи, я еще не закончил, — строго проговорил коварный Роман моего романа и, закусив губу, продолжил возиться с моей конечностью.
А мне стало стыдно! Вот так, вроде ничего не сделала, а стыдно было жутко. Я же теперь все время буду эти прикосновения вспоминать и свою дурную реакцию на них. Лучше бы в конференц-зале меня оставил, сама бы до комнаты доползла. Только дразнит постоянно.
— Ну вот и все. — Мою ногу переложили на диван и встали, собирая в аптечку то, что не понадобилось. — Тебе обед сюда принести или в столовую проводить? — невозмутимо спросил директор.
— В столовую! И я сама дойду, — ответила, вскакивая.
Роман поддержал, чтобы не упала, и, указывая на больную ногу, поинтересовался:
— И как ты себе это представляешь?
М-да, пальцы, половина ступни и щиколотка были перетянуты эластичным бинтом. Но это еще не главная проблема, онемение не прошло, и я не чувствовала ступню. А ходить ногой, которую не чувствую, я не умею.
Меня опять взяли на руки и понесли. Ладно, пусть донесет до столовой, а там кого-нибудь попрошу помочь дойти до общаги.
Меня принесли в столовую и усадили за стол. Вот только столовая была личная директорская, в его квартире!
— А как же столовая? — спросила, глупо «бякая» ресничками.
— А это, по-твоему, что? — улыбнулся Ромочка и вышел.
Вернулся через минуту и водрузил передо мной поднос с едой. И не какой-нибудь там столовской, а как в ресторане. Все красиво оформлено и на красивой посуде. И запах умопомрачительный.
Буркнула «спасибо» и приступила к поглощению кулинарного шедевра, состоящего из бифштекса, гарнира и салата из мелкорубленых овощей. И все это «безобразие» было полито каким-то очень аппетитно пахнущим соусом. А в сторонке ждали капучино и круассаны. Вот кто ему здесь такое готовит, а? Точно не тетя Маруся из столовой!
Директор теперь и моего желудка дождался, когда я начну есть, и опять вышел. Вернулся с точно таким же подносом, уселся напротив меня и тоже приступил к обеду.
Мы всего два дня знакомы, а уже спали на одном диване, несколько раз поругались и вот обедаем вместе. То ли еще будет! Дальше я ела со счастливой улыбкой на губах… до тех пор, пока в столовую ни приперся Руслан.
— Ромка, у тебя совесть есть? — сразу накинулся на брата. — Здесь же Лизок, а ты!
— Так, подожди, я не понял. Что я успел натворить, пока меня не было? — невозмутимо поинтересовался Роман.
— Не знаю, что вы там творили, но моя дочь покраснела и убежала на улицу! — возмущенно заявил Руслан Любомирович.
И мы с директором тоже покраснели. Ничего же постыдного не делали, а покраснели, уткнулись в тарелки и молчим.
Тишину нарушил тихий, но очень недовольный голос Романа:
— Поговори со своей дочерью, или она у меня будет в шлеме из фольги жить.
Руслан уселся за стол, сложил руки на груди и неожиданно весело проговорил:
— Так это не поможет. Проще тебе колпак из фольги надеть. — И снова серьезным тоном: — Или еще кое-что опечатать, чтобы и отсюда сбегать не пришлось.
— Руслан! — рыкнул директор.
— А разве я не прав? — Руслан приподнял бровь, от чего появилось еще больше сходства с младшим братом.
— Не прав. Сейчас все совсем не так. И давай закроем эту тему, — напряженно ответил Роман, выразительно поглядывая на обратившуюся в одно большое ухо меня.
— Не так, говоришь, — задумчиво проговорил Руслан. — А может, Лизок и права. Чем черт не шутит. — И внимательно так на меня посмотрел.
— Руслан, ты б сходил, Лизу домой позвал, что ли, — предложил Роман.
— Да-да, пойду я, погуляю, — ответил престранный родственник моего директора и вышел, бормоча что-то себе под нос.
— Что это с ним? — спросила у вернувшегося к еде Ромочки.
— Не обращай внимания. Кушай. Может, еще чего-нибудь хочешь? — заботливо осведомился Любомирович.